Смотрите, не творите милостыни вашей пред людьми с тем, чтобы они видели вас: иначе не будет вам награды от Отца вашего Небесного. Итак, когда творишь милостыню, не труби перед собою, как делают лицемеры в синагогах и на улицах, чтобы прославляли их люди. Истинно говорю вам: они уже получают награду свою. У тебя же, когда творишь милостыню, пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.



И, когда молишься, не будь, как лицемеры, которые любят в синагогах и на углах улиц, останавливаясь, молиться, чтобы показаться перед людьми. Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою. Ты же, когда молишься, войди в комнату твою и, затворив дверь твою, помолись Отцу твоему, Который втайне; и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно.



И говорил им в учении Своем: остерегайтесь книжников, любящих ходить в длинных одеждах и принимать приветствия в народных собраниях, сидеть впереди в синагогах и возлежать на первом месте на пиршествах,— сии, поядающие домы вдов и напоказ долго молящиеся, примут тягчайшее осуждение.



О тщеславии. Из всех помыслов только помысл тщеславия многопредметен, обнимая почти всю вселенную, и всем бесам отворяя двери, как какой злой предатель какого-нибудь города. Он окрадывает ум отшельника, и, наполняя его множеством словес и вещей, губит молитвы его, которыми напрягается он врачевать раны души своей. Этот помысл распложают все побежденные уже демоны, чрез него получая опять вход в душу, и делая таким образом последняя горша первых (Лк. 11: 26). От этого помысла рождается и помысл гордости, низринувший с небес на землю печать уподобления и венец доброты (Иезек. 28: 12). Но отскочи от него, не закосневая в нем, чтоб не предать иным живота нашего, и жития нашего немилостивым (Прит. 5: 9). Обращает в бегство этого демона усердная молитва и то, чтоб ничего произвольно не делать и не говорить такого, что ведет к проклятому тщеславию.



Помысл тщеславия есть самый тонкий. Он предстает пред тех, кои исправно живут, и начинает провозглашать их подвиги и собирать им дань похвалы у людей, представляя как кричат изгоняемые бесы, как исцеляются жены, как толпы народа теснятся коснуться одежд его; предсказывает наконец ему и священство, приводит к дверям его и ищущих его, которые по причине отказа, уводят его связанного против воли, — и таким образом возбудив в нем пустые надежды, отходит, оставляя далее искушать его, или бесу гордости, или бесу печали, который тотчас наводит ему помыслы противоположные тем надеждам. Бывает, что он и демону блуда передает сего, незадолго пред сим досточтимого и святого иерея.



Трудно избегать помысла тщеславия; ибо что ни сделаешь к прогнанию его, то становится началом нового движения тщеславия. Не всякому, впрочем, правому помыслу нашему противятся демоны; но некоторым эти злые твари благоприятствуют, в надежде обмануть нас.



Демон тщеславия противоположен демону блуда; и чтоб они оба вместе напали на душу, есть дело несбыточное; ибо один из них обещает почести, а другой повергает в бесчестие. Почему когда какой-нибудь из них приближась, начнет беспокоить тебя, ты производи сам в себе помыслы демона ему противоположного; и если возможешь, как говорится, клин клином выбить, то знай, что ты близок к пределам бесстрастия; ибо ум твой оказался сильным человеческими помышлениями прогнать внушения бесовские. Но конечно смиренномудрием отогнать помысл тщеславия, или целомудрием помысл блуда было бы признаком глубочайшего бесстрастия. Пробуй так поступать в отношении ко всем противоположным друг другу демонам. Вместе с тем узнаешь какою более исполнен ты страстью. Впрочем, всеми силами проси у Бога, чтоб научил тебя и помог тебе вторым способом прогонять врагов.



Когда творишь милостыню, не выставляй того на вид.



Тщеславие и везде пагубно, но особенно в делах человеколюбия, так как здесь оно является крайней жестокостью, извлекая себе хвалу из чужих бедствий и почти ругаясь над живущими в нищете. Если указывать на свои благодеяния значит укорять облагодетельствованного, то не гораздо ли хуже выставлять их напоказ перед многими?



Я весьма люблю милостыню, и скорблю, видя, как тщеславие портит ее и развращает, подобно какой-нибудь кормилице, которая, служа царской дочери, завлекает ее в постыдные связи, и которая хотя и ходит за ней, но в то же время, к ее стыду и вреду, приучает ее к непотребным делам, убеждая презирать наставления отца, и наряжаться, чтобы понравиться развратным и много раз осрамившим себя мужчинам, и для этого заставляет ее носить такие срамные и позорные наряды, которые могут нравиться сторонним людям, а не отцу.



Фарисеи, будучи заражены тщеславием и преданы этой ужасной страсти, не получили от Его беседы никакой пользы. И в самом деле, страсть эта ужасная и многоглавая. Увлеченные ею, одни стремятся к богатству, другие к власти, иные к могуществу. Распростирая власть свою далее, она обращает себе в пищу и милостыню, и пост, и молитвы, и дар учения, да много еще и других голов у этого зверя. Впрочем, нисколько не удивительно, когда люди гордятся богатством и властью; но то странно и достойно оплакивания, когда они самый пост и молитву обращают в предмет своего тщеславия.



Ничто, истинно ничто так не делает людей законопреступными и несмысленными, как желание славы народной. Равным образом ничто так не делает славными и мужественными, как презрение ее. Потому и надобно иметь чрезвычайно мужественную душу тому, кто хочет противостоять такой буре, силе ветра. Любящий славу, когда он находится в счастливых обстоятельствах, ставит себя превыше всех, а когда в несчастных, то готов сам себя зарыть в землю. Это для него и геенна и царство, когда он поглощен этой страстью.



Забвение добрых своих дел есть самое безопасное их хранилище. И как одежда и золото, если мы раскладываем их на торгу, привлекают многих злоумышленников, а если убираем и скрываем их дома, то соблюдаются в полной безопасности, так если и добрые свои дела мы постоянно держим в памяти, то раздражаем Господа, вооружаем врага и возбуждаем его к похищению, а если никто не будет знать их кроме Того, Кому надлежит знать, то они пребудут в безопасности.



каждый день оскорбляя Бога, мы не обращаем на то и внимания, а если подадим бедному хотя малую монету, то носимся с этим постоянно. Это крайнее безумие, и величайший ущерб для того, кто собирает.



Для чего же ты рассматриваешь свои добродетели, и постоянно выставляешь их нам напоказ? Или ты не знаешь, что, если хвалишь самого себя, не будешь уже похвален Богом?



Итак, не губи трудов своих, не делай, чтобы твой пот был пролит напрасно, и ты, пробежавши тысячи поприщ, лишился всякой награды. Господь гораздо лучше тебя знает твои заслуги.



Чего не истребляет моль, чего не похищает тать, то разграбляет тщеславие. Вот моль, истребляющая вечные сокровища! Вот тать, разграбляющий небесные блага! Вот похититель некрадомого богатства! Вот что разрушает и развращает все доброе! Итак, когда дьявол видит, что страна эта недоступна ни для разбойников, ни для других злоумышленников, и что ее сокровищ не истребляет моль, — расхищает их тщеславием.



Оскорбляющие заставляют нас умудряться, когда мы бодрствуем над собой; а те, которые хвалят нас, умножают в нас надменность, возбуждают гордость, тщеславие, беспечность, и делают душу изнеженной и слабой.



Не старайся показать себя искусным во всяком деле, чтобы не впасть тебе в тщеславие, которое приводит к сластолюбию, к гневу и к печали.



Тщеславие хотя многовидно, однако ж главных у него два вида: в первом превозносимся плотскими преимуществами и видимыми вещами; а во втором воспламеняемся желанием суетной славы из-за духовных предметов.



Все другие страсти, будучи преодолеваемы, увядают, и будучи побеждаемы, с каждым днем становятся все слабее; также под влиянием места или времени, истощаются они и стихают; или всячески, по причине их раздора с противоположными им добродетелями, удобнее бывает предостерегаться от них и избегать их. Но эта, будучи поражена, с большим ожесточением восстает на брань, и когда почитается испустившею дух, чрез смерть свою делается еще более живою, здоровою и мощною. Прочие страсти тиранствуют только над теми, которых победили в борьбе; а эта победителей своих еще ожесточеннее теснит, и чем сильнее была поражена, тем чрезмернее борет помыслом возношения по случаю победы над собою. В том особенно и видится тонкая хитрость врага, что по его козням воин Христов падает от собственных стрел, после того, как сам он не мог его победить своими вражескими оружиями.



ж. Борьба с тщеславием



Уныние расслабляет душевную силу, а тщеславие болезненного делает здоровым, старика более сильным, чем юноша, если только много свидетелей того, что делается: тогда легки и пост, и бдение, и молитва; потому что похвала многих возбуждает усердие.



ж). О тщеславии (Ч. 1: 217)



ж. О борьбе с тщеславием. (Ч. I, 150–600)



Некто из прозорливцев сказал мне виденное им. «Когда я, — говорил он, — сидел в собрании братий, бес тщеславия и бес гордости пришли и сели при мне по ту и другую сторону; и первый толкал меня в бок тщеславным своим перстом, побуждая меня рассказать о каком-нибудь моем видении или делании, которое я совершил в пустыне. Но как только я успел отразить его, сказав: Да возвратится вспять и постыдятся хотящии ми злая (Пс. 39: 15), тотчас же сидевший по левую сторону говорит мне на ухо: «Благоже, благоже ты сотворил и стал велик, победив бесстыднейшую матерь мою». Тогда я, обратившись к нему, произнес слова, следующие по порядку после сказанного мною стиха: «…да возвратятся абие стыдящеся, глаголющии ми: благоже, благоже сотворил еси» (ср.: Пс. 39: 16)». Потом спросил я того же отца: «Как тщеславие бывает материю гордости?» Он отвечал мне: «Похвалы возвышают и надмевают душу, когда же душа вознесется, тогда объемлет ее гордость, которая возводит до небес и низводит до бездн».



7. Всякий человек, который любит себя выказывать, тщеславен. Пост тщеславного остается без награды и молитва его бесплодна, ибо он и то и другое делает для похвалы человеческой.



Тщеславный человек есть идолопоклонник, хотя и называется верующим. Он думает, что почитает Бога, но в самом деле угождает не Богу, а людям.



Всем без различия сияет солнце, а тщеславие радуется о всех добродетелях. Например: тщеславлюсь, когда пощусь, но когда разрешаю пост, чтобы скрыть от людей свое воздержание, опять тщеславлюсь, считая себя мудрым. Побеждаюсь тщеславием, одевшись в хорошие одежды, но и в худые одеваясь, тоже тщеславлюсь. Стану говорить, побеждаюсь тщеславием, замолчу, и опять им же победился. Как ни брось сей троерожник, все один рог станет вверх.



2. Тщеславие по виду своему есть изменение естества, развращение нравов, наблюдение укоризн. По качеству же оно есть расточение трудов, потеря потов, похититель душевного сокровища, исчадие неверия, предтеча гордости, потопление в пристани, муравей на гумне, который, хотя и мал, однако расхищает всякий труд и плод. Муравей ждет собрания пшеницы, а тщеславие — собрания богатства, ибо тот радуется, что будет красть, а сие— что будет расточать.



Итак, по порядку Слова скажем теперь вкратце о нечестивом возношении, о сем начале и исполнении всех страстей, ибо кто покусился бы пространно о сем предмете любомудрствовать, тот уподобился бы человеку, который всуе старается определить вес ветров.



9. Часто тщеславие враждует против объядения, и сии две страсти ссорятся между собою за бедного монаха, как за купленного раба. Объядение понуждает разрешать, а тщеславие внушает показывать свою добродетель; но благоразумный монах избегает и той и другой пучины и умеет пользоваться удобным временем для отражения одной страсти другою.



Не тот достиг совершенства плача, кто плачет, когда хочет, но кто плачет, о чем хочет (то есть о чем-либо душеполезном). Даже и тот еще не достиг совершенства плача, кто плачет, о чем хочет, но кто плачет, как Бог хочет. С богоугодным плачем часто сплетается гнуснейшая слеза тщеславия; и сие на опыте благочестно узнаем, когда увидим, что мы плачем и предаемся гневливости.