пророк, говоря «днесь», не прошедшее измеряет время, но, как бы непрестанно полагая еще только начало, старается каждый день представить себя таким, каков должен быть являющийся пред Бога, то есть чист сердцем и готов повиноваться не другому кому, но Божией воле.

Господь же не забыл при сем Антониева подвига и пришел на помощь к подвижнику. Возведя взор, видит Антоний, что кровля над ним как бы раскрылась и нисходит к нему луч света. Демоны внезапно стали невидимы, телесная боль мгновенно прекратилась, жилище его оказалось ни в чем не поврежденным. И ощутив эту помощь, воздохнув свободнее, чувствуя облегчение от страданий, обращается он с молитвою к явившемуся видению и говорит: «Где был Ты? Почему не явился вначале — прекратить мои мучения?» И был к нему голос: «Здесь пребывал Я, Антоний, но ждал, желая видеть твое ратоборство; и поелику устоял ты и не был побежден, то всегда буду твоим помощником и сделаю именитым тебя всюду».

Подвиги не суть что-либо особое от заповедей. Они суть заповеди. Покажи мне подвиги, кроме заповедей. Если укажешь на молитву, — это есть заповедь; если скажешь о низложении помыслов, — и это заповедь (трезвитеся и бодрствуйте); если о посте и бдении, и сие тоже есть заповедь; если укажешь на самоумерщвление, и это заповедь (да отвержется себе); и какое бы ни сказал ты дело подвижнической добродетели, — все они суть заповеди. (Цель подвижничества — точнейшее исполнение заповедей).

Как ратоборцу в борьбе нужно сражаться в поту, в пыли, в зное, в трудах и страданиях, так и праведнику здесь нужно много терпеть и все переносить великодушно, если он хочет получить там светлые венцы.

Подвизающимся в этой жизни предстоит брань не с людьми, а с демонами и бесплотными силами. Вот почему и вождем у них не какой-нибудь человек, не ангел, а сам Бог. И оружия этих воинов соответствуют характеру брани: они изготовлены не из кожи и железа, а из истины, правды, веры и всякого вида любомудрия.

Приидите теперь, увидим, как и мы исправляем предстояние наше перед Богом и Царем в вечерних, дневных и ночных молитвах. Ибо некоторые воздевают руки на молитву в вечерних и всенощных бдениях, как невещественные и чуждые всякого попечения; другие же предстоят тогда Богу с псалмопением; иные трудятся в чтении Священных Писаний; иные по немощи, но мужественно борются со сном посредством рукоделия; иные, упражняясь в размышлении о смерти, хотят через это приобрести умиление. Из всех сих подвижников первые и последние упражняются в боголюбезном бдении; вторые — в исправлениях, общих всем монахам; прочие шествуют низшим путем. Однако Бог приемлет дары и ценит их, смотря по расположению и силе каждого.

Правда законная требует труда и подвига, чтоб дела свои все во всякое время и во всяком месте весть по закону. А правда от веры вся совершается внутри, не имея нужды в разнообразии действий и выражений: уверовал в сердце, и прав. Однако ж это не означает, что дело веры так легко, как легко поднимается перо движением воздуха. Вера — внутреннее действие; но по тому самому оно и труднее дел. Что в ней от благодати, то легко действуется, а что есть в ней от человека, то представляет чувствительный труд, хотя все внутренний. Движение веры есть полный перестрой всего внутреннего. Подвергающееся перестрою есть устарелое и укорененное, которое не может не предъявлять своих прав, давностью приобретенных, и не затруднять таким образом хода веры. Надо устранять сие, — вот и подвиг. Вера, когда изрекает: «верую», — есть единичное, моментальное действие; но доходят до сего не всегда в одну минуту. Вера есть величайший подвиг, высший всех подвигов, корень и основа их.