24. Если хочешь одерживать победу над страстями и легко обращать в бегство толпы мысленных иноплеменников, то, молитвою и содействием Божиим собравшись внутрь себя и сошедши во глубины сердечные, розыщи в себе сих трех сильных исполинов диавольских, — разумею забвение, равнодушие, или разленение и неведение, питаясь которыми, и все другие страсти действуют, живут и усиливаются в самоугодливых сердцах и ненаказанных душах. При строгом к себе внимании и бодренности ума с помощью свыше найдешь, конечно (уловишь в себе, схватишь), эти другим недоведомые и даже не предполагаемые, губительнейшие прочих злые страсти, противоположными им оружиями правды, — разумею, — благою памятью, причиною всего доброго, просвещенным ведением, которым в бодренности держимая душа прогоняет от себя тьму неведения, и живою ревностью, возбуждающею и ведущею душу ко спасению. Затем, облекшись в сии же оружия добродетели, со всякою молитвою и молением, силою Духа Святого, доблестно и мужественно победишь (совсем прогонишь) помянутых трех гигантов мысленных иноплеменников, — именно: прекрасною по Богу памятью, всегда помышляя о том, елика суть истинна, елика честна, елика праведна, елика пречиста, елика доброхвальна, аще кая добродетель и аще кая похвала (Фил. 4: 8), отгонишь от себя всезлейшее забвение; просвещенным небесным ведением уничтожишь пагубную тьму неведения; а готовою на всякое добро живейшею ревностью, — изгонишь безбожное равнодушие (разленение), делающее зло врощенным в душу. Стяжать же сии добродетели можешь ты не одним своим произволением, но силою Божией и содействием Святого Духа, при многом внимании и молитве, и стяжав их таким образом, можешь чрез них избавиться от сказанных трех крепких исполинов лукавого. Когда силою действенной благодати образуется в душе, и тщательно будет храним в ней (тройственный) союз истинного ведения, памятования словес Божиих и доброй ревности; тогда самый след забвения, неведения и равнодушие исчезнет из души. Они обратятся в ничто, в душе же начнет царствовать наконец благодать, во Христе Иисусе, Господе нашем, Коему слава и держава, во веки веков. Аминь.

Когда какой враг, пришедши, уязвит тебя и ты желаешь, по написанному, обратить его меч в сердце его (Пс. 36: 15), то поступи как тебе сказываем. Разлагай (делай анализ) сам себе вложенный им помысл, кто он, из чего состоит, и что собственно в нем поражает ум. Что это говорю я, вот что есть. Пусть наслан им на тебя помысл сребролюбия. Разложи его на ум принявший его, на помышление о золоте, на самое это золото и на сребролюбную страсть. Наконец спроси: что из всего этого есть грех? Ум ли? Но как же он есть образ Божий? Или помышление о злате? Но и это кто может сказать, имеющий ум? Так не самое ли золото грех? Но зачем же оно сотворено? Итак, остается положить грех в четвертом (т. е. в сребролюбной страсти), что не есть ни самостоятельная по сущности вещь, ни понятие о вещи, но сласть какая-то человеконенавистная, рождающаяся из свободного произволения, и понуждающая ум зле пользоваться тварями Божиими, каковую сласть пресекать и повелевает закон Божий. Когда будешь ты это расследовать, помысл исчезнет, будучи разложен на то, что он есть, и демон убежит, как скоро мысль твоя восхитится горе́, окрыляемая таким ведением.

205. Апостол Иоанн в трех вещах совмещает все человеческие похоти, говоря: все, еже в мире, есть похоть плоти, похоть очес и гордость житейская (1 Ин. 2: 16). — Похоть плоти есть насыщение чрева множеством разных яств, за которыми следует нечистота блудная. — Похоть очес имеет предметом своим вещественные блага, при обладании коими око или возносится, или влагает в сердце нечистые виды. — Гордость есть мирская любовь в шумной славе (высокое о себе мнение, самовосхваление, и жажда хвалы от других), которая заседает в умах наших по причине суетных и преходящих внешних достоинств каких-нибудь.

знаю другие волны и страшное обуревание, восстающее в душе — обуревание плотских страстей. Раздражение и страх, удовольствия и скорби, наносимые нам плотским мудрованием, как будто сильною какою-то бурею, нередко потопляют неуправляемую душу. Посему должно, чтобы ум, как кормчий, восседая выше страстей, правя плотью как кораблем, искусно направляя помыслы, как кормило, мужественно попирал волны, высоко держась над ними, недоступен будучи страстям, нисколько не принял в себя их горечи, подобной соленым морским водам, но всегда говорил в молитве: да избавлюся от ненавидящих мя и от глубоких вод. Да не потопит мене буря водная, ниже да пожрет мене глубина (Пс. 68: 15–16).

Как душа, преданная бездействию и беспечности, легко овладевается этими страстями, так душа, непрестанно занятая подвигами благочестия, не имеет даже и досуга подумать когда-нибудь о них, потому что заботливость о подвигах отвлекает ее от всех страстей.

Таким же образом будем поступать и с прочими страстями, ежедневно подвизаясь и упражняясь против них дома. А чтобы для нас легче был этот подвиг, наложим на себя и епитимию, если преступим какую-нибудь из предположенных обязанностей. Пусть служит нам и епитимия; не вред причинит она нам, а приобретет награду и принесет величайшую пользу, когда мы, например, осудим себя на строгие посты, на земные поклоны, или на другое какое-нибудь трудное дело.

Будьте уступчивыми друг другу и не заводите споров о том, что ни для чего неполезно; будьте неленивы к посту и молитве, чтобы прийти в состояние побеждать плотские страсти, чтобы ради ничтожных страстей не лишиться нам толиких благ и, ища временного, не утратить вечной славы.

Быть боримым страстями и противоборствовать им, — это делает нас искусными к отражению брани. А если не борют нас страсти, то станем, может быть, осуждать боримых ими, потому что сами не испытали борения, — и впадем в высокоумие. Ибо не то опасно, что борют нас страсти, и мы боремся с ними; но бедственно то, если по лености падем перед сопротивниками. Итак, противостань палящей тебя похоти, чтобы избежать никогда не угасающего пламени. А если победят нас страсти, то не отступятся от нас, но ещё смелее будут нападать на нас.

Если востанет в тебе плотская брань, не бойся и не падай духом, чтобы не придать врагу смелости против тебя. Тогда он посеет в тебе какие-нибудь свои мысли и будет говорить: «Невозможно прекратиться в тебе разжжению, если не удовлетворишь своей похоти», — чтобы, уязвив, встать ему против тебя и посмеяться над твоей слабостью. Но, терпя потерпи Господа, с плачем излей молитву свою пред благостью Его, и Он услышит тя, и возведет тебя от рава страстей, то есть нечистых помыслов, и от брения тины, то есть гнусных мечтаний, и поставит нози твои на камени святости (Пс. 39: 1–3), и ты узришь пришедшую к тебе от Него помощь. Терпи только, не ослабевай помыслом, не приходи в изнеможение, вычерпывая воду из ладьи, потому что пристань жизни близко. Еще глаголющу ти, речет: се приидох (Исх. 58: 9), — но выжидает, чтобы увидеть твой подвиг: точно ли даже до смерти противоборствуешь греху? Итак, не малодушествуй — Бог не оставил тебя. Он взирает на твой подвиг, смотрит на него и лик святых Ангелов, и толпа бесов. Ангелы подают венец побеждающему, бесы покрывают стыдом побежденного. Много борения у Ангелов за тебя, возлюбленный; много усердия у бесов против тебя, христолюбец. Итак, будь внимателен к себе, не опечаль своих и не обрадуй чужих. Своими же называю святых Ангелов, а чужими — нечистых бесов.

Держись того места, на котором живешь, сопротивляясь лености. Ибо не переменой места и не расстоянием, но внимательностью ума можешь укротить страсти.

Хотя эти восемь страстей искушают весь род человеческий,—впрочем, не на всех одинаковым образом нападают. Ибо в одном главное место занимает дух блуда; в другом преобладает гневливость; в ином властвует тщеславие; а в другом гордость господствует,— так что хотя все страсти на всех нападают, но каждый из нас различным образом и порядком раболепствует им.

5. Борьба с восемью главнейшими страстями

эта болезнь, при измождении тела и сокрушении сердца, имеет нужду также в уединении и удалении от людей, чтоб, имея таким образом отклоненными поводы к пагубному лихорадочному разжению ее, прийти скорее в состояние совершенного оздравления. Как для больных какою-либо болезнь ю полезно бывает, чтоб вредные для них яства и на глаза им не были приносимы, дабы при взгляде на них не родилось у них смертоносное желание,— так и к прогнанию этой особенно болезни (похотливости) много очень способствуют безмолвие и уединение, чтобы больная душа, не будучи вызываема вне разными лицами и вещами, свободнее восходила к чистейшему умному созерцанию, и чрез то удобнее могла с корнем исторгать заразительное возбуждение похотения.

38. Не угасишь телесных страстей, если к плоти своей не приложишь врачевства подвижнических трудов, сокрушающих ее страсти. Не угасишь и душевных страстей, если и не исполнишь прежде сердце твое плодами любви. 39. Страсти телесные ведут начало свое от естественных потребностей плоти, — и против них нужно воздержание; а страсти душевные порождаются от потребностей душевных, — и против них потребна молитва.

Если кто замечает, что он легко побеждается возношением и вспыльчивостью, лукавством и лицемерием, и захочет извлечь против них обоюдоострый меч кротости и незлобия, тот пусть вступит как бы в пратву спасения, в общежитие братий, и притом самых суровых, если хочет совершенно избавиться от сих страстей; чтобы там, повергаемый досаждениям, уничижениям и потрясениям от братий и умственно, а иногда и чувственно ударяемый или угнетаемый, удручаемый и ногами попираемый, он мог очистить ризу души своей от ее скверны. А что поношение есть в самом деле омовение душевных страстей, в том да уверит тебя обыкновенная в народе пословица; известно, что некоторые люди в мире, осыпавши кого-нибудь ругательными словами в лицо, говорят: «Я такого-то хорошо омыл». И это истинно.

Если ты вооружаешься против какой-нибудь страсти, то возьми себе в помощь смиренномудрие, ибо оно наступит на аспида и василиска, то есть на грех и отчаяние, и поперет льва и змия (Пс. 90: 13), то есть диавола и змия плотской страсти.

Яко ктому не работати нам греху. Этим означается и способ, каким упраздняется тело греховное, или истребляются страсти, — и следствие сего упразднения. Хочешь, чтоб упразднилось тело греховное, или страсти, — не работай греху, то есть всякий раз, как представится случай ко греху или помыслы на него зародятся, не подчиняйся сему, — прогоняй помысл, удаляйся от поводов. Не поддашься греху, не сделаешь его, — не дашь пищи страсти. Она останется голодною на этот раз. Не поддавайся греху в другой, третий и во всякий раз; страсть совсем останется без пищи и замрет с голоду, — упразднится. Так делай с другою, третьего и всеми страстями; и все они замрут и упразднятся.

Иной скажет: вот я и молюсь, а страсти все же одолевают меня. Молитва молитве — рознь. Настоящая молитва никогда не даст в обиду; напротив, если по невниманию иногда в душе и раздражатся страсти, то прибегни только к молитве и совершай это дело как должно, — тотчас улягутся воздвигнутые недобрые движения. Хоть и не тотчас это последует, особенно когда страсти восстают по нашей вине, но всячески они не устоят. Молитва никак не допустит, чтобы занятый ею был одолен ими. Если же с кем и случится что-либо подобное, то верно оттого, что у него тогда молился язык, а душа лукаво посматривала на страстное. Тут уж не было молитвы, а одна форма ее. Настоящая молитва, по словам святого Иоанна Колова, вот на что похожа. Сижу я,— говорит он,— под деревом и вижу, что издали подходят звери. Не имея сил бороться с ними, я взлезаю на дерево. Подойдут звери, постоят-постоят и отойдут. Это взлезание на дерево есть предание себя молитве в часы приближения страстных искушений.

Заповеди даны в противоядие страстям: навыкший исполнению какой-либо заповеди убивает противоположную ей страсть. А пошедший, или направившийся по всем заповедям, убивает все страсти; если же убивает, то уничтожает в них и свойство вязания; а если уничтожается это свойство, то, стало быть, человек получает полную свободу. Вот это именно и есть, как говорит святой апостол, свобода чад Божиих; в этом и состоит таинство искупления.